chasovschik (
chasovschik) wrote2021-08-10 01:57 pm
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Pleasantville
Посмотрели с девчонками Pleasantville; фильму почти четверть века, и смотрел я его, когда он вышел. Он мне тогда понравился, несмотря на лобовую метафору с цветом. Мои представления о том, кто по какую сторону свободы расположен, вполне совпадали с представлениями авторов фильма.
Нынешние впечатления оказались совсем другими. Теперь, через двадцать три года, фильм выглядит для меня обычно-злобной и довольно-таки мудацкой либеральной сатирой на консерваторов, которой с тех пор повидали мы более чем достаточно и цену которой мы хорошо знаем. Кроме того, нам известно, куда доехали те окна Овертона и какие из них открываются нынче виды. В фильме косные черно-белые консерваторы жгут книги, в том числе и того самого "Гекльберри Финна", и громят идеологически неприятные им бизнесы. Что теперь делает с такими книгами и такими бизнесами разноцветная до обязательной радужности прогрессивная публика, все мы в курсе.
Нынешние впечатления оказались совсем другими. Теперь, через двадцать три года, фильм выглядит для меня обычно-злобной и довольно-таки мудацкой либеральной сатирой на консерваторов, которой с тех пор повидали мы более чем достаточно и цену которой мы хорошо знаем. Кроме того, нам известно, куда доехали те окна Овертона и какие из них открываются нынче виды. В фильме косные черно-белые консерваторы жгут книги, в том числе и того самого "Гекльберри Финна", и громят идеологически неприятные им бизнесы. Что теперь делает с такими книгами и такими бизнесами разноцветная до обязательной радужности прогрессивная публика, все мы в курсе.
no subject
no subject
no subject
Хотя вроде там, по памяти, ничего ужасного быть не должно...
no subject
no subject
--
Коган-варвар
no subject
Как вам такой пассаж:
"– Человеческая раса, – продолжал Фландерс, – и есть наш пациент. У него злокачественный рост отдельных тканей. Мы – хирурги. Пациент будет страдать, потом наступит период выздоровления, и в конце концов он останется в живых, но я сомневаюсь, что человеческая раса переживет еще одну войну.
– Ваши методы довольно жесткие!
– Минуточку! – воскликнул Фландерс. – А вы считаете, что они должны быть иными? Я бы мог согласиться с вами, будь у нас хоть какие-то реальные возможности переговоров. Представьте: являемся мы перед народом, встречаемся с главами правительств и говорим им, что мы – новая мутация человеческой расы и что наши знания и наши способности выше, чем у них, а потому они должны передать все в наши руки. Как вы думаете, какая реакция нас ожидает? Могу вам сказать. Они вышвырнут нас вон и будут не так уж не правы. С какой стати они должны просто так поверить нам? У нас не было иного выхода. Мы могли действовать лишь в подполье. Следовало захватить ключевые позиции. Другого пути мы не видели.
– Ваши слова, – заметил Виккерс, – может, и верны в масштабе народов, но подумали ли вы о личности, об отдельном человеке? О том, кто получает ваши удары прямо в живот?
– Эйза Эндрюс был здесь сегодня утром, – сказал ему Фландерс. – Он рассказал, что вы гостили у него и исчезли, и волновался, не стряслось ли с вами чего. Но это другая история. Хочу только спросить: считаете ли вы Эйзу Эндрюса счастливым человеком?
– Безусловно, я никогда не видел более счастливого человека.
– И однако, – сказал Фландерс, – мы с ним не церемонились. Мы отняли у него работу, которая кормила и одевала его семью, мы отняли у него кров. И когда он обратился к нам за помощью, мы знали, что он один из тех, кто по нашей милости остался без работы, кого выбросили из дома на улицу и кто не знал, будет ли у него и его семьи крыша над головой в ближайшую ночь. Мы были виновниками всех его несчастий, и все же он стал счастливым человеком. Таких людей тысячи, мы не церемонились с ними, а сейчас все они счастливы. Счастливы, потому что мы с ними не церемонились, я подчеркиваю это.
– Но вы не можете отрицать, – возразил Виккерс, – что они дорого заплатили за свое счастье. Я говорю не о потере работы и о подачках им, а о том, что произошло потом. Вы расположились на этой Земле, создав здесь так называемую пасторально-феодальную стадию, но забываете, что те, кто прибыл сюда, лишились доброй части материальных преимуществ человеческой цивилизации.
– Мы отняли у них, – сказал Фландерс, – только нож, которым они могли поранить себя или своего соседа. Все, что мы временно отняли у них, будет им возвращено сторицей и с фантастическими процентами. Ибо мы искренне надеемся, мистер Виккерс, что со временем вся раса получит все, чем мы располагаем сейчас. Поймите, мы не чудовища, а человеческие существа, следующий шаг в эволюции. Мы только на день-другой, на шаг-другой впереди остального человечества. Чтобы выжить, человеку надо измениться, мутировать, перерасти свое сегодняшнее состояние. Мы лишь авангард этой мутации выживания. И, будучи первыми, мы были вынуждены начать борьбу. Мы должны бороться все то время, пока остальное человечество не догонит нас. Расценивайте нас не как маленькую группу привилегированных людей, а как все человечество."
no subject
no subject
"Например, утверждается, будто период стационарного развития человечества заканчивается, близится эпоха потрясений (биосоциальных и психосоциальных), главная задача люденов в отношении человечества, оказывается, стоять на страже (так сказать, «над пропастью во ржи»)."
А у Саймака уже все перевернули. И ни малейшей рефлексии у автора по этому поводу нет, вот что поражает. "Но ведь мы же правы?!"
no subject
--
Коган-варвар
no subject
--
Коган-варвар